Начмед ковидного стационара медицинской сети “Добробут” Руслан Буяновский рассказал агентству “Интерфакс-Украина” об основных подходах к лечению пациентов с COVID-19 и важности соблюдения противоэпидемических мер
– Какие препараты сегодня используются для лечения пациентов с COVID-19? Насколько они доступны?
– Труднее всего с лечением тяжелых случаев – их около 20% от общего количества. Ведь COVID-19 – это вирусная болезнь, при которой никакие, даже самые дорогие антибиотики не помогают. Тяжелым пациентам, у которых снижена сатурация, нужны ремдесивир и дексаметазон. А пациентам с клиническими проявлениями цитокинового шторма и быстрым прогрессированием пневмонии – тоцилизумаб.
То есть на сегодняшний день есть только три препарата с доказанной эффективностью – ремдесивир, дексаметазон и тоцилизумаб. Они – не панацея и не гарантируют 100%-го излечения, но эти препараты включены и в международные, и в украинские протоколы.
Дексаметазон – это недорогой и довольно распространенный препарат. Именно его и назначают пациентам с кислородной зависимостью.
Ремдесевир, о котором так много разговоров в последнее время, возможно, эффективен в лечении только кислородозависимых пациентов. Его пока нет на украинском рынке и он пока не зарегистрирован у нас, хотя его внесли в национальный протокол лечения коронавирусной болезни.
Тоцилизумаб – это очень дорогой препарат, который помогает блокировать цитокиновый шторм. При COVID-19 его назначают оффлейбл. То есть коронавирусная болезнь – не основное показание для применения тоцилизумаба. Препарат зарегистрирован в Украине, но его поставки очень нерегулярны – каждую партию очень быстро раскупают. И это, конечно, проблема.
– Четыре украинские фармкомпании еще весной заявили о начале клинических испытаний своих препаратов в схеме лечения COVID-19. Применяется ли для лечения COVID-19 продукция отечественной фармпромышленности?
– Чтобы говорить о включении препарата в протокол, нужно оценивать качество исследования. К сожалению, качество клинических испытаний, которые проводятся в Украине, не слишком высоко, поэтому доверия к этим исследованиям быть не может. Пока мы видим попытки провести исследования эффективности в лечении COVID-19 тех отечественных препаратов, которые и так не имели доказательств эффективности и которые не прошли качественных клинических испытаний. В своей практике мы ориентируемся на протоколы Гарварда, Национального института здравоохранения США, NICE (Национальный институт качества медицинской помощи Великобритании) и на последний отечественный протокол, который был утвержден Минздравом в сентябре. И во всех этих протоколах нет отечественных препаратов.
– Что для лечения заболевания дает отечественная фармпромышленность?
– Дексаметазон. Еще отечественные фармкомпании производят антибиотики, но они не действуют на коронавирус. Почему отечественная фармпромышленность не выпускает препараты, которые могут применяться в терапии COVID-19, – вопрос к отечественной фармпромышленности.
– Если обычный украинский гражданин заболеет COVID-19 в тяжелой форме, будет ли чем его лечить?
– Дексаметозоном. При коронавирусном заболевании важно, чтобы пациент постоянно получал кислород, чтобы в больнице были в наличии аппараты ИВЛ и дексаметазон. Чем тяжелее протекает заболевание, тем выше эффективность дексаметазона. Но этот препарат нельзя назначать пациентам с нормальной сатурацией (уровнем кислорода в крови), – более 95%. У таких пациентов дексаметазон ухудшает течение коронавирусной болезни.
– Видите ли вы изменения в течении заболевания по сравнению, например, с началом эпидемии?
– Течение заболевания не изменилось – коронавирусная болезнь хорошо прогнозируема. Она развивается четко по дням – в зависимости от дня начала заболевания появляются определенные симптомы. Мы знаем, в какой день какие симптомы появляются, в какой – появляются осложнения, сколько дней у пациента может длиться лихорадка, в какой день заболевания пациент может стать кислородозависимым, а в какой день может наступить улучшение.
Первым днем болезни считается день появления симптомов. Как и полгода назад, самый тяжелый период – это вторая неделя заболевания.
– В чем коварство заболевания, если оно прогнозируемое?
– Нельзя сказать, что оно абсолютно прогнозируемое. Мы прогнозируем риск, исходя из многих факторов. Учитываем возраст пациента, сопутствующие заболевания, объем поражения легких и маркеры воспаления. По совокупности всех этих факторов мы можем прогнозировать вероятный сценарий развития заболевания. Но поскольку факторов много, прогноз не всегда получается однозначным.
К сожалению, ни те препараты, о которых я говорил, ни кислород не гарантируют, что пациент выздоровеет.
– Сколько сейчас коек в ковидном стационаре “Добробута”?
– В “Добробуте” сейчас 47 ковидных коек.
– Насколько частным клиникам интересно заниматься инфекционными заболеваниями? Будут ли востребованы инфекционные койки в частных клиниках, когда закончится COVID-19?
– По моему личному мнению, потребность в инфекционных койках есть, особенно в педиатрической практике. Даже если не брать пандемию коронавируса, детский инфекционный стационар нужен, потому, что у детей часто возникают инфекционные заболевания. Востребованными также могут быть, но в меньшем количестве, взрослые инфекционные койки.
Но нужно понимать: инфекционная больница – это очень дорогое заведение. Там свои очень строгие требования к вентиляции, территории, плотности размещения. Это очень дорогой проект, поэтому естественно, что прайс на лечение в таком стационаре выше, чем в обычном.
– Верите ли вы в вакцину от COVID-19?
– Я верю в вакцинацию и пропагандирую ее. А что касается вакцины от коронавируса… Есть риск, что к тому времени, как начнутся ее поставки в Украину, все уже переболеют, поскольку вакцина появится не раньше лета 2021 года.
– Бывают ли повторные случаи заражения?
– Этот вопрос пока открыт для науки и на него нет четкого ответа. Поэтому не стоит спекулировать на этой теме – нужно дождаться результатов исследований.
– На ваш взгляд, сейчас вторая волна эпидемии?
– Думаю, сейчас продолжение первой. Смертность от COVID-19 – 2-3%, то есть из 100 человек умирают 2-3. Но если мы не подготовим систему здравоохранения к началу второй волны, то у нас будут лежать трупы под дверями больниц. В больницах по всей стране уже заканчиваются свободные ИВЛ-аппараты. Темпами развития эпидемии нужно управлять с помощью карантинных мер – так, чтобы количество нуждающихся в стационарном лечении и реанимации было меньше, чем количество свободных коек и аппаратов ИВЛ. Поэтому, на мой взгляд, сейчас нужны жесткие ограничения.
Если эпидемия будет неконтролируемой, если не будут введены жесткие карантинные ограничения, то заболевших может стать больше, чем свободных коек, а смертность превысит 2-3%.
– Можно ли бороться с эпидемией массовым тестированием на COVID-19?
– Массовое тестирование, на мой взгляд, неэффективно. Тестирование всех подряд – это миллиарды гривень, которых в Украине нет. Это бессмысленная трата ресурса – особенно в ситуации, когда система здравоохранения в целом не готова. Если мы всех протестируем, выявим заболевших, но не сможем обеспечить их лечение, то средства на тестирование можно считать потраченными зря. Эти средства лучше было бы направить на увеличение коечного фонда или на повышение эффективности карантинных мероприятий. Тем более, мы уже столкнулись с тем, что в Украине сегодня никто не занимается выявлением контактов людей с подтвержденным COVID-19 и их изоляцией.
Как показывает опыт Германии и Франции, массовое тестирование не сдержит эпидемию. Это могут сделать только жесткие карантинные меры и эффективная работа правоохранительных органов.
– Имеет ли смысл разворачивать стационары во Дворце спорта, выставочных центрах, других не приспособленных для этого помещениях?
– Вопрос в том, кто будет работать в таких стационарах. По информации СМИ, только в столице за последнее время уволились 7 тыс. медиков. Я бы сначала решал кадровый вопрос, а только потом разворачивал стационары во “дворцах спорта”. Хотя, если человеку нужен будет кислород, он ляжет куда угодно. Но тогда нужно действовать, как в Испании: к каждой койке подвести кислород.
